и Алиса сама не помнит, как выглядит одолженный в Гостинице.
Уговариваю ее, мол, пусть координаторы передадут оставшийся велик кому-то из нас потом. Ну, мы же в одном отеле живем.
Миллион лет не жил в столь паршивом месте, как Гостиница, и я из тех людей, кто к ностальгии не склонен.
В тачке молчим.
Сейчас дотащимся до отеля, а там разойдемся по номерам. И все — потом опять над каждым пунктом биться в Доме Культуры.
Консультации лучшего юриста в этой практике мне не только 3 куска в час стоили. А бессонных ночей, которыми он вдалбливал в меня хоть что-то пригодное для устного воспроизведения моей персоной.
Понятно теперь многое, а толку-то? Боевая фея не отступит.
Съезжаю с дороги на поле какое-то ровное, и торможу.
Дополнительный свет в салоне не врубаю.
У меня за ноздрями жар перегородку коптит. Так хочу повернуться всем корпусом и на нее смотреть. Зубы сам себе расшатываю.
— Пункт два один два три в доке, — делаю вид, что окрестности рассматриваю. Вечерние окрестности пустого поля. Когда ни черта не видно, то очень интересно.
— Что пункт два один два три? — поводит Алиса плечом. Какая же она… упрямая.
— Хочешь его получить?
Глава 10 КУЛАК
Молчит.
Нерешительно заводит, и я оцениваю. Знаю, что смягчать умеет она.
— Ты, кажется, уже предлагал мне что-то.
Тяну раздраженными ноздрями воздух, а то после адовой давки тяжело надышаться надолго. И тут в тачке явно с кислородом резко проблема образовалась.
— Хочешь или нет?
Не злюсь, но грубо наваливаю.
Боюсь смелость потерять. И момент.
Боюсь вот этот момент утратить.
Как потерял ее ладонь в давке. Надо было крепче держать. Но крепче — это уже косточки в ее ладони надломить.
Алиса поджимает губы.
— Какая разница, хочу или не хочу. Гарантий нет.
Умеет оскорблять, когда захочет. Типа мое слово ничего не стоит. Гнев прямо-таки булькает в горле, но подавляю первую волну, чтобы подрезать второй — помягче.
— Ты все не въезжаешь в эту ситуацию. Здесь вообще один гарант. Это я. Захочу построю. Захочу не построю. Через меня решать все надо.
Она смотрит внимательно на меня. Мазня черная осыпалась на щеку, видимо, с ресничек ее. А я бы все слизал, когда съел бы ее всю. Держусь за руль клешней.
— Ты первый раз это делаешь, Кулаков. Если ты будешь действовать привычными методами, но дров станет больше, чем до этого.
— Ага. Ну, значит, зайду на вторую попытку. Здесь вопрос насколько ты хочешь этот долбаный пункт два один два три. Сейчас.
Глядим друг в друга так напряженно, что воздух вот-вот наэлектризуется. А я со спичками обращаться не умею.
— Что ты предлагаешь? — мрачно интересуется Алиса.
Невольно срываюсь взглядом на ее белую майку. Алиса точно дышать стала чаще. У меня язык еле во рту поворачивается. В тачке тихо, и на поле — тоже, а внутри меня в ураган все сворачивается. И кружит, кружит…
Мать твою, скажу или нет.
— Покажешь грудь если. Полностью. То считай, пункт два один два три — твой. Построю новый детдом при новых трещинах.
Выдаю спокойно для себя, даже ровно.
Алиса, от оцепенения и потрясения, тоже сидит ровно и спокойно.
Секунд пять где-то.
— Ты… ты… пьяный что ли постоянно, Кулак? — она в натуре задыхается от возмущения. — Да я… Как ты себя это представляешь? И… Ты издеваешься, да?
Она тянется к дверной ручке, но щелкаю ключем я быстрее. Все выходы блокируются.
Алиса во все глаза сначала смотрит на опущенный замок у стекла, а потом — на меня.
Какая же она… Поселилась у меня в башке. Везде. Снаружи. Внутри. Утопаю в попытках отследить все.
— Представляю я это нормально. Майку твою за секунду стянуть можно.
Ее щеки точно розовеют. Это разливает у меня внутри столь аномальное количество тепла, что мне не по себе на мгновение становится. Откуда это тепло берется, хрен его знает. Эти гребаные Васильки — один сплошной первый раз.
Первый раз бабу добиваюсь. Даже не знаю — это добиваться или нет? Нет, никак ненормально, коли так хочешь кого-то беспрестанно.
Каждую минуту теперь на шухере живу. Разгоняюсь, дрифтую, дрифтую, потом оглядываюсь — блядь, это же у меня нутро заносится. Что здесь происходит? Я думать разучился, бля? Мысли сгорают до того, как закрепятся в башке. Кроме одного. Кроме, мать вашу, потока картинок о боевой фее.
— Тебе по башке тоже за секунду дать можно, — гневается Алиса.
Вообще нет, но настолько отупел уже, что ей можно. По башке мне дать.
— Ты… ты это серьезно? — высоким голосом несет ее. Она даже издает нервный смешок. — Нет, ты точно шутишь. Или издеваешься. Это видимо одно и то же для тебя.
Внезапно вспоминаю, почему раньше так любил «сотрудничать» с совестливыми и принципиальными людьми. Замечательные моральные качества — прям вот из тем школьных сочинений по русской литературе — можно бесконечно использовать против них самих же. Работало без осечек.
И иногда, если делаешь выбор за них, это освобождает их от чувства вины.
Набираю консультантов общим звонком и врубаю громкую связь. Алиса недоуменно рассматривает телефон.
— Витя, Саша, сворачиваем наш блок по поправке два один два три. Да, полностью. Пускай вот предложение Чернышевской в полном объеме в финалку заходит. Строим для них все новое, если трещины. Это уже окончательно. И пришлите ей сегодня.
Алиса глазами пожирает меня, таким яростным огнем, что отзываюсь из глубины не меньшим кострищем. Топлива в крови — на три жизни вперед. Я сгореть не шугаюсь. Вдруг шаровым током мысль залетает — я ведь вообще мало чего шугаюсь, а когда давка началась и я найти не мог…
Какая разозленная вся, сейчас на телефон бросится или этих консультантов прямо из трубки за шкирку вытащит.
Е-мое, это все стоило того, чтобы просто посмотреть на нее такую. Может мне лицо расцарапать.
Отключаюсь от консультантов, и некоторое время она все еще молчит.
Видимо, подбирает слова или впрямь в шоке зависла.
— Я тебе ничего не обещала, — дрожащим голосом заряжает. — Договоренности не было! На такие условия!
— Ты сказала, гарантий нет. Я обеспечил.
— Но… я не соглашалась… сделать то, что ты… сказал. Я не подписывалась на такие условия!
— Я сказал условие и выполнил свою часть. Ты билась за эту